В эпоху моей юности я проходил практику в лаборатории. Курировал мою практику такой седой, немного сутулый профессор - Евгений Григорьевич Зольдман. Очень оригинальный человек с оригинальным чувством юмора.
Например, он любил разыгрывать новичков. Помню, в мой первый день он велел отрезать на помповых ножницах заготовку, полоску длиной в метр. Дело нехитрое. Любой человек даже без намека на интеллект справится. Я взял метровую линейку, полосу. Легкое движение помповыми ножницами… есть заготовка! Когда я принес ее профессору, он ее измерил. Полоска оказалась короче на десять сантиметров, к моему полному недоумению.
- Ну и как ты отрезал? Иди, переделывай!
Я вернулся к станку. Вымерил все до миллиметра. Отрезал. Принес профессору – короче на десять сантиметров. И профессор хмурится: «Ну что за болвана в практиканты прислали!» От этого взгляда я взмок.
Третья попытка. Я внимательно изучил метровую линейку. Пересчитал все деления. Каждую насечку. Ровно сто штук. Метр. Все пронумеровано. В углу даже гост стоит. Классическая металлическая линейка. Отмеряю полосу, приношу – короче на десять сантиметров. У меня пол под ногами зашатался.
Выяснилось, что это розыгрыш. А ту линейку профессор сам сделал. Не поленился же возиться. Она точная копия настоящего метра, но короче на десять сантиметров.
Евгений Григорьевич, ну что греха таить, страдал одним грешком. В течение рабочего дня любил попивать медицинский спирт. Не разбавляя. Пьяным никогда не попадался, да и выпившим не выглядел. Впрочем, в ту пору вся наша авиация этим грешила. Среди штурманов даже ходил анекдот: «Трезвый пилот – плохая примета». Спирт-то в службах всегда есть. Приборы нуждаются в протирке. Регламент, одно слово! Еще при Брежневе или даже при Хрущеве в ЦК партии вынесли предложение заменить в авиации медицинский спирт техническим. Министр транспорта сразу сказал: «Если мы это сделаем - потеряем всю авиацию, и все самолетостроение. Потому что перетравятся».
Евгений Григорьевич был человек как раз старой закалки. Он никогда не попадался и пострадал, увы, по моей вине. Мы с ним рабатки в лаборатории, о его пристрастии я еще не знал. Я просто заметил, что он держит под рукой бутылку минералки и иногда наливает себе – так, немного, по чуть-чуть. Пьет, утирает усы. Я решил: может, в силу возраста? Сухость в горле у человека - зачем приставать с расспросами? В самом деле. Хотя лучше бы пристал. И случилось так, что к нам в лабораторию забегает начальник отдела. Что-то ему было надо срочно обговорить по поводу бумаг. Ну, они с Евгением Григорьевичем беседуют. У меня как раз перерыв. Жарко. В горле першит.
- Евгений Григорьевич, я у тебя минералочки выпью?
Он в ответ кивает. Хоть бы знак подал! Наливаю полный стакан. Делаю большой глоток. Спирт медицинский, неразбавленный. У меня глаза на лоб полезли. Ощущение такое, что на язык раскаленный уголек кто-то бросил. Я потом у Григорьевича спрашиваю:
- Ты что не предупредил, что вместо минералки – спирт?!
- Я думал, ты знаешь. Все же высшее образование имеешь.
Образование, допустим, у меня было, а вот практика со спиртным была невысокой. Тем более, с неразбавленным спиритом! Естественно, я его выплюнул. И по лаборатории пополз знакомый запах, который не замедлил достигнуть начальника нашего отдела. Скандалить тот не стал. Но конфисковал весь спирт из лаборатории и запер у себя в сейфе.
Григорьевич помрачнел. Сильно помрачнел. Задумался о чем-то.
После обеда начальник отдела умчался к руководству, и до утра появляться не планировал.
Григорьевич взбодрился. Пошел на улицу, где рабочие стены штукатурили. Вернулся с двумя крепкими парнями. Эти архаровцы на моих глазах поднимают сейф - а он был тяжелый, двудверочный, - и со всей силы бросают его об пол. Стеклянные бутылки, естественно, разбились, и содержимое вылилось сквозь щели в эмалированный тазик, который заботливо подставил Евгений Григорьевич. Спирт собрали. Он его процедил через марлечку. Разлил по бутылкам. Поделился с мужиками. Остальное спрятал. Сейф поставили на место.
Спирт испаряется быстро - к утру и запаха не осталось. Каково же было лицо начальника отдела, когда он, открыв сейф, увидел разбитые бутылки! Как они могли разбиться, будучи запертыми в сейфе? На этот вопрос, как ни ломал голову, ответа так и не нашел. А Григорьевич цедил минералочку без тени улыбки на лице.
Например, он любил разыгрывать новичков. Помню, в мой первый день он велел отрезать на помповых ножницах заготовку, полоску длиной в метр. Дело нехитрое. Любой человек даже без намека на интеллект справится. Я взял метровую линейку, полосу. Легкое движение помповыми ножницами… есть заготовка! Когда я принес ее профессору, он ее измерил. Полоска оказалась короче на десять сантиметров, к моему полному недоумению.
- Ну и как ты отрезал? Иди, переделывай!
Я вернулся к станку. Вымерил все до миллиметра. Отрезал. Принес профессору – короче на десять сантиметров. И профессор хмурится: «Ну что за болвана в практиканты прислали!» От этого взгляда я взмок.
Третья попытка. Я внимательно изучил метровую линейку. Пересчитал все деления. Каждую насечку. Ровно сто штук. Метр. Все пронумеровано. В углу даже гост стоит. Классическая металлическая линейка. Отмеряю полосу, приношу – короче на десять сантиметров. У меня пол под ногами зашатался.
Выяснилось, что это розыгрыш. А ту линейку профессор сам сделал. Не поленился же возиться. Она точная копия настоящего метра, но короче на десять сантиметров.
Евгений Григорьевич, ну что греха таить, страдал одним грешком. В течение рабочего дня любил попивать медицинский спирт. Не разбавляя. Пьяным никогда не попадался, да и выпившим не выглядел. Впрочем, в ту пору вся наша авиация этим грешила. Среди штурманов даже ходил анекдот: «Трезвый пилот – плохая примета». Спирт-то в службах всегда есть. Приборы нуждаются в протирке. Регламент, одно слово! Еще при Брежневе или даже при Хрущеве в ЦК партии вынесли предложение заменить в авиации медицинский спирт техническим. Министр транспорта сразу сказал: «Если мы это сделаем - потеряем всю авиацию, и все самолетостроение. Потому что перетравятся».
Евгений Григорьевич был человек как раз старой закалки. Он никогда не попадался и пострадал, увы, по моей вине. Мы с ним рабатки в лаборатории, о его пристрастии я еще не знал. Я просто заметил, что он держит под рукой бутылку минералки и иногда наливает себе – так, немного, по чуть-чуть. Пьет, утирает усы. Я решил: может, в силу возраста? Сухость в горле у человека - зачем приставать с расспросами? В самом деле. Хотя лучше бы пристал. И случилось так, что к нам в лабораторию забегает начальник отдела. Что-то ему было надо срочно обговорить по поводу бумаг. Ну, они с Евгением Григорьевичем беседуют. У меня как раз перерыв. Жарко. В горле першит.
- Евгений Григорьевич, я у тебя минералочки выпью?
Он в ответ кивает. Хоть бы знак подал! Наливаю полный стакан. Делаю большой глоток. Спирт медицинский, неразбавленный. У меня глаза на лоб полезли. Ощущение такое, что на язык раскаленный уголек кто-то бросил. Я потом у Григорьевича спрашиваю:
- Ты что не предупредил, что вместо минералки – спирт?!
- Я думал, ты знаешь. Все же высшее образование имеешь.
Образование, допустим, у меня было, а вот практика со спиртным была невысокой. Тем более, с неразбавленным спиритом! Естественно, я его выплюнул. И по лаборатории пополз знакомый запах, который не замедлил достигнуть начальника нашего отдела. Скандалить тот не стал. Но конфисковал весь спирт из лаборатории и запер у себя в сейфе.
Григорьевич помрачнел. Сильно помрачнел. Задумался о чем-то.
После обеда начальник отдела умчался к руководству, и до утра появляться не планировал.
Григорьевич взбодрился. Пошел на улицу, где рабочие стены штукатурили. Вернулся с двумя крепкими парнями. Эти архаровцы на моих глазах поднимают сейф - а он был тяжелый, двудверочный, - и со всей силы бросают его об пол. Стеклянные бутылки, естественно, разбились, и содержимое вылилось сквозь щели в эмалированный тазик, который заботливо подставил Евгений Григорьевич. Спирт собрали. Он его процедил через марлечку. Разлил по бутылкам. Поделился с мужиками. Остальное спрятал. Сейф поставили на место.
Спирт испаряется быстро - к утру и запаха не осталось. Каково же было лицо начальника отдела, когда он, открыв сейф, увидел разбитые бутылки! Как они могли разбиться, будучи запертыми в сейфе? На этот вопрос, как ни ломал голову, ответа так и не нашел. А Григорьевич цедил минералочку без тени улыбки на лице.